Путь кинжалов - Страница 119


К оглавлению

119

– Она грядет, грядет! Идет Блюстительница Печатей, Пламя Тар Валона, Престол Амерлин! Воззрите и внемлите, ибо она грядет!

В нынешних обстоятельствах это торжественное возглашение казалось, мягко говоря, неуместным, особенно с учетом того, что Эгвейн вовсе не шла, а стояла на месте. Восседающие молча ждали. Некоторые нетерпеливо нахмурились, угрюмо теребя плащи или юбки. Эгвейн распахнула свой плащ, открыв семицветную накидку-палантин. Необходимо постоянно напоминать этим женщинам, что она занимает Престол Амерлин. Напоминать любым доступным способом.

– Путешествие в непогоду всех основательно вымотало, – заявила она не так громко, как Шириам, но достаточно громко, чтобы услышали все. Напряжение отзывалось комом в горле. – Я приняла решение остановиться здесь – дня на два, может быть, на три.

При этих словах многие подняли головы, в глазах появился интерес. Эгвейн надеялась, что Суан находится в толпе слушательниц. Она все-таки старалась придерживаться Обетов.

– Лошадям тоже нужен отдых, а многие повозки нуждаются в починке. Нужные распоряжения отдаст Хранительница Летописей.

Эгвейн не ожидала ни возражений, ни даже вопросов, и никто и вправду не осмелился возразить или спросить. То, что она говорила Суан, не было преувеличением. Слишком многие сестры надеялись на чудо, которое позволит им не продолжать поход на Тар Валон на глазах у всего мира. Даже среди искренне веривших в необходимость свержения Элайды ради блага Башни, даже среди немало сделавших ради этой цели многие с радостью ухватились бы за любую отсрочку: вдруг чудо все-таки свершится.

Одна из таковых, Романда, не стала дожидаться, пока Шириам официально распустит Совет. Едва Эгвейн умолкла, эта женщина, выглядевшая еще моложавее обычного благодаря тому, что ее седину скрывал капюшон, просто отошла в сторону. Вслед за ней, хлопая плащами, поспешили Магла, Саройя и Варилин, на каждом шагу по щиколотку проваливаясь в снег. Несмотря на положение Восседающих, все они, похоже, не смели и вздохнуть без разрешения Романды. Увидев, что Романда уходит, Лилейн в тот же миг жестом вызвала из полукруга Файзеле, Такиму и Лирелле и удалилась, не оглядываясь, словно лебедь в сопровождении боящихся отстать от матери птенцов. По правде сказать, и остальные Восседающие начали разбредаться, когда слова Шириам: «А теперь удалитесь в Свете!» еще не отзвучали. Эгвейн тоже повернулась, чтобы уйти.

– Три дня, – пробормотала Шириам, предлагая Эгвейн руку и помогая спуститься на одну из протоптанных в снегу троп. Ее раскосые зеленые глаза удивленно щурились. – Не понимаю вас, Мать! Простите, но совсем недавно вы и слушать меня не хотели, стоило мне заговорить о задержке хотя бы на день.

– Поговори лучше с кузнецами, коновалами и возницами, – отвечала Эгвейн. – Мы далеко не уйдем, если начнут падать кони, а повозки на ходу разваливаться.

– Как вам угодно, Мать. – В голосе Шириам слышалась если не покорность, то полное согласие.

Ноги скользили; Амерлин и Хранительница Летописей продолжали путь, поддерживая друг друга. Пожалуй, Шириам поддерживала Эгвейн крепче, чем требовалось. Но не хватало еще, чтобы Престол Амерлин шлепнулась на глазах у пятидесяти сестер и сотни слуг. Впрочем, ни сестрам, ни слугам не должно показаться, что Амерлин ведут, словно обессилевшую лошадь, – нет, она просто шагает рука об руку со своей Хранительницей Летописей.

Большинство из Восседающих, принесших клятву Эгвейн, поклялись просто-напросто из страха. Узнай Совет, что они послали сестер в Тар Валон сеять слухи и сомнения среди сторонниц Элайды, причем послали тайно, подозревая существование Приспешниц Темного среди самих Восседающих, ссылка и покаяние им были обеспечены.

Так и вышло, что те самые женщины, которые надеялись сделать Эгвейн своей марионеткой, оказались вынужденными поклясться ей в верности. О таком даже в тайной истории упоминалось крайне редко. Айз Седай подобало повиноваться Амерлин, но подобная клятва представляла собой нечто иное. Повиноваться-то они повиновались, однако, похоже, до сих пор не оправились от потрясения. Больше всех переживала Карлиния, но Эгвейн помнила, что, увидев ее с Восседающими после принесения клятвы, и Беонин заскрежетала зубами. На самом деле! Морврин всякий раз взирала на Эгвейн с удивлением, словно до сих пор не могла поверить случившемуся. Нисао беспрестанно хмурила брови, Анайя прищелкивала языком, а Мирелле частенько вздрагивала. Правда, у нее на то имелись и другие причины. А вот Шириам стала Хранительницей Летописей при Эгвейн, настоящей Хранительницей при настоящей Амерлин.

– Позвольте, Мать, воспользоваться этой задержкой, чтобы выяснить, нельзя ли раздобыть в окрестностях провизию и фураж. Наши запасы подходят к концу. – Шириам озабоченно нахмурилась. – Чай и соль так и вовсе на исходе. Хотя не думаю, что здесь их можно отыскать...

– Делай, что сочтешь нужным, – отозвалась Эгвейн.

Сейчас ей казалось странным, что не так уж давно она трепетала перед Шириам, боясь вызвать у той малейшее неудовольствие. Но не менее странным казалось другое: перестав быть Наставницей Послушниц и лишившись возможности принуждать Эгвейн, Шириам, похоже, только обрадовалась.

– Я во всем полагаюсь на тебя, Шириам, – промолвила Эгвейн. От этой похвалы женщина буквально расцвела.

Солнце еще не поднялось над восточной линией фургонов и палаток, но лагерь был полон деловой суеты. Поварихи, с помощью оравы послушниц, уже занимались мытьем посуды. Послушницы скребли котлы снегом так рьяно, словно пытались хоть так согреться, а сами поварихи частенько отрывались от работы, натужно разгибали спины и, кутаясь в плащи, подолгу таращились на снег под ногами. Служанки и слуги, напялившие на себя все что отыскали в сундуках, но все равно дрожавшие от холода, по заведенному порядку, едва позавтракав, начали разбирать лагерь, а теперь с кряхтением ставили заново уже снятые палатки и вытаскивали из фургонов кладь. Усталые возницы, успевшие запрячь лошадей, распрягали животных и, сгорбившись, шаркая ногами, уводили к коновязям. Некоторые, не замечая проходящих поблизости сестер, тихонько ворчали, но в большинстве своем люди слишком утомились для того, чтобы жаловаться.

119