– Мне они вполне подходят, – холодно отозвалась Фэйли, размышляя об услышанном. Дичок, вот как? Надо будет поговорить с Лини. Слабенькая, не слабенькая, а может пригодиться. – Но я всегда знала, что никто не смыслит в прислуге лучше тебя. – Берелейн заморгала, не зная, как понимать сказанное, а Фэйли не позволила себе выказать удивление. – Анноура, – молвила она, обернувшись, – не могли бы вы дать нам возможность поговорить, установив малого стража от подслушивания?
Казалось не слишком вероятным, чтобы Сеонид или Масури вздумали подслушивать, прибегнув к Единой Силе – Перрин взбесился бы, узнай он, как взнуздали эту парочку Хранительницы Мудрости, – но кто мог поручиться, что Хранительницы сами не выучились этому полезному умению? Фэйли не сомневалась в том, что Эдарра и прочие выжали Сеонид с Масури досуха.
– Уже сделано, леди Фэйли, – кивнула Серая сестра, и ее унизанные бусинками косы качнулись с тихим стуком. Берелейн поджала губы, и Фэйли в очередной раз испытала удовлетворение. Нашла где выставляться – в ее, Фэйли, собственном шатре! Эта особа заслуживает худшего из наказаний, а пока пускай позлится из-за того, что кто-то встрял между ней и ее советницей.
Впрочем, Фэйли тут же раздраженно прикусила губу – ей следует сосредоточиться на деле, а не радоваться по-детски, что сумела поддеть Берелейн. Ничуть не сомневаясь в любви мужа, она все равно не могла заставить себя относиться к Первенствующей по-иному, и это заставляло ее, даже против воли, вести игру, в которой Перрин слишком часто служил фигурой на доске. Или призом, как думала Берелейн. Еще бы Перрин порой не вел себя так, словно и вправду мог стать призом.
Фэйли выбросила все эти мысли из головы. Она законная жена и знает, что ей делать, но сейчас у нее другие заботы.
При упоминании о малом страже Аллиандре задумчиво посмотрела на Анноуру – ей стало ясно, что разговор предстоит серьезный, – однако обратилась она к Фэйли:
– Ваш муж чрезвычайно грозен, леди Фэйли, – молвила она. – И внешность его, не сочтите за обиду, обманчива: не сразу поймешь, что за ней скрывается проницательный ум. Соседствуя с Амадицией, мы в Гэалдане по необходимости играем в Даэсс Дей’мар, но я сомневаюсь, что кто-нибудь сумел бы привести меня к решению так же быстро и ловко, как это сделал ваш муж. Намек на угрозу там, нахмуренная бровь здесь... Весьма грозный мужчина.
На сей раз Фэйли потребовалось изрядное усилие, чтобы скрыть улыбку. Эти южане слишком большое значение придают Игре Домов, и Аллиандре, узнай она, что Перрин просто говорил то, что думал, едва ли могла воздать ему по заслугам. Может, говорил он слишком свободно, но порой это приносило свои плоды. Люди, привыкшие к хитросплетениям и интригам, принимали честность за особо изощренный расчет.
– Он провел некоторое время в Кайриэне, – ответила она, предоставив Аллиандре сделать из ее слов такой вывод, какой ей заблагорассудится. – Сейчас, с малым стражем Анноуры Седай, мы можем говорить свободно. Как я поняла, вы еще не хотите возвращаться в Бетал. Разве тех клятв, которыми обменялись вы с моим мужем, недостаточно? Или на юге принято скреплять вассальную присягу каким-то особыми обрядами?
Берелейн молча встала справа от Фэйли, Анноура, спустя мгновение, заняла место слева, так что Аллиандре оказалась лицом к лицу с тремя женщинами. Фэйли подивилась тому, что Айз Седай поддержала ее план, еще не зная, в чем он состоит, хотя у Анноуры, несомненно, были свои резоны, и не мешало бы выяснить, какие именно; однако то, что так поступила Берелейн, она восприняла как должное. Брошенная ненароком насмешливая фраза – особенно насчет искушенности Перрина в Великой Игре – могла все испортить, но Фэйли не сомневалась, что этого не случится. Некогда она презирала Берелейн и по сей день продолжала испытывать к ней жаркую, глубокую ненависть, но презрение давно уступило место недоброжелательному уважению. Эта женщина кожей чувствовала, когда «игра» становилась неуместной. Фэйли подумала, что при других обстоятельствах Берелейн, наверное, могла бы ей понравиться, и, чтобы отогнать эту раздражающую мысль, представила, как бреет Первую Майена наголо. Она девка, шлюха, и никто больше! Но сейчас не то время, чтобы отвлекаться на шлюх.
Аллиандре, со своей стороны, смотрела на стоящих перед ней женщин, сохраняя внешнее спокойствие. Снова подняв чашу с пуншем, она отпила глоток, вздохнула и с печальной улыбкой заговорила:
– Моя клятва, разумеется, нерушима, но вы должны понять, что я надеялась на большее. Ваш муж ушел, оставив меня в том положении, в каком я была до сих пор. Если не в худшем – пока не прибудет сколь бы то ни было ощутимая помощь от Лорда Дракона, да благословит Свет его имя. Пророку ничего не стоит разрушить Бетал или даже Джеханнах, как он поступил с Самарой, и я не в силах его остановить. Если кто-нибудь прознает про мой обет... Пророк утверждает, что явился обратить всех к служению в Свете Лорду Дракону, но как надлежит служить, решает именно он. Едва ли он будет доволен, узнав, что кто-то предпочел иной путь служения.
– То, что ваша клятва нерушима, – прекрасно, – сухо отозвалась Фэйли. – Но если вы ждете большего от моего мужа, то, возможно, вам и самой следует сделать больше. Например, сопровождать его, когда он отправится на юг, на встречу с Пророком. Конечно, вы, верно, захотите взять с собой собственных солдат, но, как я полагаю, не больше, чем имеет при себе Первенствующая. Может, мы присядем?
Она заняла стул, на котором до того сидел Перрин, указала Анноуре и Берелейн на стулья по обе стороны от себя и лишь после этого жестом предложила сесть Аллиандре.