Фаэлдрин бросила на Беру быстрый взгляд, видимо, подивившись ее смелости, но, прежде чем та кончила говорить, кивнула в знак согласия.
– Ты должна уразуметь и другое, – вступила в разговор Мерана, к которой вернулась обычная суровость. – Мы можем действовать против тебя, если придем к такому решению.
Выражение лица Беры не изменилось. Фаэлдрин слегка поджала губы: то ли была несогласна, то ли считала неразумным говорить так много.
Кадсуане одарила их тонкой улыбкой. Сказать им, почему да зачем?! Если они придут к решению?! Как же глубоко их засунули в седельные сумы этого паренька! Даже Бера! Пусть радуются, коли им позволят решать, что надеть поутру.
– Я приехала не к вам, – сказала Кадсуане. – Раз у вас выпал свободный день, Кумира и Дайгиан, наверное, будут рады нанести вам визит, а меня ждут другие дела. Прошу прощения.
Подав знак Коргайде, она последовала за Хранительницей Ключей через зал и оглянулась лишь раз. Бера и остальные уже обступили Кумиру и Дайгиан, хотя едва ли видели в них желанных гостей. В большинстве своем сестры считали Дайгиан немногим лучше дичка и ставили ее не намного выше служанки. Да и Кумира стояла в их глазах разве что чуть повыше. Даже самой подозрительной из них не придет в голову, что эти две женщины могут попытаться кого-то в чем-то убедить. Итак, Дайгиан будет разливать чай, помалкивать, пока к ней не обратятся, – и прилагать свою превосходную логику к анализу всего услышанного. Кумира, отдавая первенство всем, кроме Дайгиан, тоже станет не столько говорить, сколько слушать – тщательно запоминая и сортируя каждое слово, каждый жест или гримасу. Конечно, Бера и компания будут держать данную пареньку клятву – но насколько ревностно, это уже другой вопрос. Может статься, что даже Мерана не захочет зайти слишком далеко в постыдном повиновении. То, что они поклялись, плохо уже само по себе, но клятва оставляла им простор для маневра. Им – или кому-то другому, чтобы маневрировать ими.
Слуги в темных ливреях, спешившие по широким, завешанным драпировками коридорам, при виде Коргайде и Кадсуане расступались; те шествовали, сопровождаемые волной поклонов и реверансов. По тому, как взирали челядинцы на Хранительницу Ключей, Кадсуане поняла, что та внушала им не меньшее почтение, чем Айз Седай. Попадались навстречу и айильцы: могучие мужчины и рослые женщины, львы и пантеры с ледяными глазами. Некоторые бросали на Айз Седай столь холодные взгляды, что они, казалось, могли вызвать во дворце снегопад, еще не начавшийся за стенами, но многие кивали, а иные из этих свирепых женщин были близки к тому, чтобы улыбнуться. Она никогда не объявляла себя спасительницей их Кар’а’карна, но рассказы передавались из уст в уста, обрастая самыми невероятными подробностями, и Кадсуане пользовалась у Айил куда большим уважением, чем любая другая сестра. А соответственно и свободу передвижения во дворце имела. Интересно, подумала она, как бы им понравилось, узнай они, что, окажись паренек в ее руках, сейчас ей с трудом удалось бы сдержать желание содрать с него шкуру. Чуть больше недели назад этот юнец был на краю гибели, и вот теперь он не только ухитряется полностью избегать ее, но и – если хотя бы половина слышанного о нем правда – сделал ее задачу еще более трудной! Жаль, что он не родился в Фар Мэддинге. Впрочем, нет – для Фар Мэддинга это могло бы обернуться катастрофой.
Коргайде привела Айз Седай в уютную комнату, наполненную теплом от двух, расположенных один против другого, мраморных каминов и светом ламп в виде стеклянных башенок, разгонявшим сумрак пасмурного дня. Коргайде явно послала вперед приказ позаботиться о гостье, пока та еще оставалась в большом зале. Стоило Кадсуане войти, как тут же появилась служанка с подносом, сервированным чаем, сдобренным пряностями вином и маленькими пирожными в медовой глазури.
– Не угодно ли чего-нибудь еще, Айз Седай? – спросила Коргайде, когда Кадсуане поставила свою корзину для рукоделья на стол, ножки и край столешницы которого покрывала густая вызолоченная резьба. Посещая Кайриэн, Кадсуане всегда чувствовала себя так, будто попала в садок с золотыми рыбками. По контрасту с теплом и светом, моросивший снаружи дождь и видневшееся за высокими стрельчатыми окнами серое небо ухудшали настроение.
– Чая вполне достаточно, – ответила Кадсуане. – Если можно, я просила бы послать кого-нибудь к Аланне Мосвани и передать, что я хочу ее видеть. Незамедлительно.
Ключи на поясе Коргайде звякнули, когда та присела и пробормотала, что не преминет «найти Аланну Седай сама». Выражение ее лица не изменилось, но ушла она, явно гадая, какая хитрость таится за этой просьбой. Кадсуане же, по возможности, предпочитала действовать напрямик. Ей случалось завлекать в ловушки многих умных людей, не способных поверить, что она имела в виду именно то, что говорила.
Открыв крышку корзинки, она достала пяльцы с наполовину законченной вышивкой. Внутри корзинки имелись потайные карманы, предназначенные для вещей, не имевших ничего общего с шитьем. Там хранились ее зеркальце в оправе из поделочной кости, пенал с перьями, тщательно закупоренная чернильница – множество предметов, которые, как ей представлялось, полезно всегда иметь под рукой. Включая такие, что немало удивили бы всякого, осмелившегося обыскать корзинку (впрочем, она редко оставалась без присмотра). Поставив перед собой на стол полированную серебряную шкатулочку с нитками, Кадсуане выбрала нужные катушки и села спиной к двери. Главный рисунок вышивки был уже завершен: мужская рука сжимала древний символ Айз Седай, по черно-белому диску бежали трещины, так что оставалось непонятным, силится рука удержать диск в целости или же сокрушить его. Только Кадсуане знала, что она имела в виду, ну а права ли была – покажет время.